Вот уже 20 лет идёт постановка «Дядя Ваня» на сцене МДТ. В чем же секрет неугасающей жизни спектакля? Возможно, потому, что он и есть квинтэссенция жизни. Вот он, секрет — человеческая суть не меняется. Нам всё так же больно, когда нас ранят, мы так же радостны, когда нас любят. И Чехов Додина тут одновременно и жесток с приговором всем живущим, и милосерден, наполняя всё же мир верой и любовью, чтобы страдать было чуть легче.

Хорошая погода, чтобы повеситься

Бриллиант, о котором, вероятно, знают лишь старожилы — вряд ли критики лишний раз посетят спектакль, который идет двадцать лет. Но Л. А. Додин, как известно, владеет особым талантом: он, вводя нового актера или тасуя актеров внутри одного произведения (как это происходило в «Трех сестрах»), изменяет внутреннюю кристаллическую структуру спектакля, сохраняя общность тем, изначальное ядро смыслов, пронзительность финальных увертюр. Почему-то этот фокус более всего работает именно в чеховских постановках, в которых, кажется, со временем обновляется каждый атом.

ПЕСНЯ ПУСТОЙ ВЕРАНДЫ

Эта ностальгия так великолепно сыграна, она такая проникновенная, в малейшем жесте и в самом маленьком лучике света, а иногда такая сумасшедшая в неуравновешенности тел, покачивающихся от водки, что она доходит тайным путем до сердца каждого зрителя...

Новая встреча с великим Львом Додиным и полностью русским Дядей Ваней

В спектакле "Дядя Ваня" Малого драматического театра актеры играют так, как в последнее время "не принято". Будто бы и не существует в природе сериалов (в которых артисты МДТ, кстати, тоже снимаются), будто жизнь за окном с ее беготней, подменой понятий их не коснулась. Они играют мощно и сосредоточенно, погруженно, не размениваясь.

Жажда жизни

Герои находят силы для любви и творчества, они смеются над собой и друг над другом, философствуют и мечтают о счастье. И в этом нисколько не отличаются от зрителей, способных сотни раз, словно впервые, выслушивать слова о сюжете для небольшого рассказа, о том, как чуден сад в пору цветения, о человеке, в котором все должно быть прекрасно.

Дом, где по вечерам читают Чехова

Гастроли в Милане 2003 года

Есть еще, слава Богу, в России эти несчастливые, печальные интеллигенты. Спектакль Льва Додина убеждает: есть, и силою своего художества способен, я думаю, пробиться к душам тех, у кого многообразные и прихотливые обстоятельства наши отнимают и эту, последнюю веру.

Елена, Иван, Михаил и другие

Лёгкость - способ дыхания артистов в этом спектакле. Будто и нет игры, но в каждой сцене - напряжённая жизнь отношений, возникающих и меняющихся на глазах; незримо натянутые между персонажами тугие нити. То, что во многих постановках Чехова накрывало зал колпаком скуки, - фальшь интонаций, тягость внутренней пустоты, - здесь отсутствует: додинский "Дядя Ваня" остросовременен, то есть, свободен от колодок злобы и моды дня. Перед нами - истинный раритет, из самых сегодня редких, - живой театр.

Пропущенная жизнь: «Дядя Ваня» Чехова в Малом драматическом театре - Театре Европы. Постановка Льва Додина

Лев Додин поставил «Дядю Ваню». Это замечательный спектакль — жесткий, внятный, депрессивный и легкий одновременно. От него остается ощущение чистоты, словно дождь, стекающий по стеклу во время ночной грозы второго акта, омыл всех и всё.

И дождь смывает все следы

Начав с комедии обыденных ссор, Додин в конце приводит чеховский сюжет к мрачной точке остановившегося времени. В большей же части действия режиссер проявляет тот самый феномен чеховской "комедии в драме", над поиском которого сто лет бьется режиссура.

Небо без алмазов. «Дядя Ваня» в постановке Льва Додина

Нельзя сказать, как это иногда любят критики, что, дескать, спектакль хоть и верен Чехову, но он «о нас», то бишь о современной интеллигенции. Нет, увы, это не мы. Это наши близкие родственники - более изящные, более благородные, более совестливые. Мне давно не встречался интеллигентный человек, которому было бы стыдно за себя, за свою жизнь, - а в мире Чехова такие страдальцы бродят толпами.

Просто люди

В любом его спектакле действуют не персонажи - живые люди, - вместо привычного глянцевого хрестоматийного паркета текста, на котором скользишь за сюжетом не останавливаясь, - минное поле, где любая ситуация таит возможность взрыва. И отдавая дань мастерству сплетения тем, изощренной точности психологических мотивов, виртуозному разнообразию ритмов, уносишь с собой другое...

Крупный план

БеС пауз

Додинский спектакль далек от привычного нам Чехова - романтичного, метафоричного или концептуального. Скорее это Чехов фарсовый. Взгляд, надо сказать, по-своему уникальный, неожиданный и спорный. Но сценическая ткань человеческих отношений остается даже в самой фарсовой сцене по-настоящему живой и реальной.

Чехов фарсовый

И вкратце о нем стоит сказать только одно: давно не приходилось испытывать столь абсолютного театрального удовольствия от того, как через разнообразие вроде бы обыденных человеческих индивидуальностей, собранных в одно время и в одном месте, и через многообразие деталей их повседневного поведения вдруг проявляются симпатические чернила чеховской тайнописи.

Алмазы в стогах сена

Додин оставляет себя один на один с текстом, артиста один на один со зрителем, зрителя один на один с жизнью человеческого духа. Главная мизансцена - фронтальная. Главный сценический прием - исповедь. Тут едва ли не каждая фраза обрастает новыми обертонами. Все характеры - новыми чертами. Все отношения - новыми подробностями.

Жизнь пахнет сеном и дождем